В статье, являющейся дополнением к авторскому толкованию на Апокалипсис, впервые изложена тесная взаимосвязь ритмичности истории, открытой автором на основании толкования на Апокалипсис, с циклами экономической динамики.
Познание человеком цикличности мироздания и жизни человека.
Цикличность жизни человечества, да и всей природы – это очевидность, не только издревле подтверждаемая опытом человечества, но и регулирующая всю его практику.
Всякий календарь вообще, а «производственный календарь» (сельскохозяйственный и т.д.), в особенности, – это уже форма отражения и выражения цикличности. Астрология тоже возникла как форма отражения и выражения цикличности жизни людей, регулируемой «естественными» факторами.
Ныне человечеству известно множество циклов, начиная от циклов солнечной активности до циклов метаболизма живых организмов, тканей и клеток, а равно и множество ритмов бытия всего неживого и всего живого.
Политическая экономия с момента своего возникновения одной из главных своих практических задач всегда имела и имеет двуединую задачу: во-первых, познание экономической цикличности и её закономерностей, во-вторых, прогнозирование будущей экономической динамики на основании знаний, полученных посредством решения первой части этой задачи.
Поэтому цикличность (ритмичность) истории в целом, символически выраженная в Откровении, как это изложено автором в статье «Что грядет вскоре в России? (толкование на Апокалипсис)», вполне укладывается в этот общий ряд и уж, во всяком случае, не может восприниматься как «религиозный бред» людьми, хотя бы минимально приобщёнными к человеческому познанию.
Если некто чего-то не знает (а всякий человек много чего не знает) и не понимает, то, будучи человеком адекватным и вменяемым, он никогда «с порога» не воспринимает «в штыки» и уж тем более не квалифицирует как «бред» то, чего он не понимает, ибо это понимание ему не дано.
Одни лишь только «господа ташкентцы» (Салтыков-Щедрин) суть «сейчас родившиеся, и притом совершенно порожние» люди, об которых, «как о каменную стену, разбивается принцип вменяемости». Первообразом «господ ташкентцев», по Салтыкову-Щедрину, является Митрофан из «Недоросля» Фонвизина.
Как резюмирует Михаил Евграфович в «Господах ташкентцах», «для Митрофана не существует ни опыта, ни предания, ни возможности делать какие-либо умозаключения, потому что всякая настоящая минута его жизни без остатка вытесняется следующею минутою».
«Просветительная миссия – это идеал Митрофана, это провиденциальное его назначение. С штофом в руке, с непреоборимым аппетитом в желудке, он мечется из угла в угол, обещая всё привести к одному знаменателю (к какому – он сам того не знает) и забывая, что прежде всего ему необходимо себя самого привести к знаменателю просвещения…»
«Наши так называемые консерваторы суть расточители по преимуществу. Вселенная кажется им наполненною скоровоспламеняющимися элементами, состоящими из козней, крамол и измены. Со всем этим надо, конечно, покончить.
Но к кому же обратиться? Кто возьмет на себя трудное обязательство сражаться против козней некознедействующих и крамол некрамольствующих? Кто, кроме Митрофана, этого вечно талантливого и вечно готового человека, для которого не существует даже объекта движения и исполнительности, а существует только самоё движение и самая исполнительность? Налетел, нагрянул, ушиб – а что ушиб? – он даже не интересуется и узнавать об этом…
Времена усложняются. С каждым годом борьба с жизнью делается труднее для эмпириков и невежд. Но Митрофаны не унывают. Они продолжают думать, что карьера их только что началась и что вселенная есть не что иное, как выморочное пространство, которое им ещё долго придется наполнять своими подвигами».
Экономические циклы Китчина и Жюгляра.
Джозеф Китчин к началу 1920-х годов выявил краткосрочные циклы колебаний экономической конъюнктуры (динамики изменения цен, спроса и предложения под воздействием всех факторов, влияющих на цены, спрос и предложение). Продолжительность этого цикла сам Китчин определял в среднем в 3-4 года. Однако в экономической теории «неоклассического синтеза» с 1920-х годов принято считать, что циклы Китчина имеют среднюю продолжительность 2-3 года, хотя достаточного обоснования у этого мнения нет.
Усреднённая длительность цикла Китчина, равная примерно 3 годам или чуть менее, вполне соответствует двум малым «1,4-летним» периодам (циклам) развёртывания истории в ритмах, символически отображённых Откровением.
Циклы Китчина на поверхности экономической жизни выражаются в изменении величины оборотных средств, овеществленных в товарных запасах, вследствие изменения меры загрузки производственных мощностей и объема товарных запасов на складах в ответ на колебания цен, спроса и предложения. Существование таких циклов Китчин объяснял общемировыми колебаниями массы золота, вовлеченного в товарно-денежное обращение.
В действительности Китчин объяснял существование краткосрочных циклов изменения цен, спроса и предложения товаров колебаниями количества денег, находящихся в обращении на мировом рынке, а, следовательно, колебаниями уровня инфляции/дефляции вследствие притока/оттока денег и изменения масштаба цен, обусловленного этими колебаниями количества денег в обращении.
Феноменология экономической жизни дать более фундаментальное объяснение природе краткосрочных циклов, нежели дано Китчиным, в принципе не способна. Несомненно, что циклы рыночной конъюнктуры, открытые Китчиным в результате исследования экономической динамики развитого товарного производства в условиях свободного обращения всеобщего товара-эквивалента, выполняющего общественную функцию денег, «работают» именно в этих условиях.
После изъятия денег из обращения и их тотальной замены симулякрами денег эта цикличность Китчина, как и всякая иная цикличность экономики, хотя в целом и сохраняется, но существенно модифицируется, в том числе и по срокам, вследствие того, что теперь имеет место не относительно свободный обмен товаров, а распределение товаров, во-первых.
Во-вторых, теперь имеет место «ручное управление» симулякрами цен и, следовательно, их масштабом и всеми иными пропорциями в экономике вместо имевшегося прежде относительно свободного рыночного саморегулирования их (цен и их масштаба, всех пропорций в экономике) на основе обращения денег.
И, в-третьих, потребление (и производительное потребление, и потребительное производство) теперь существенно определяется государством, квази-государственными и финансовыми учреждениями, служащими интересам расширенного воспроизводства финансового капитала, вместо их определения по преимуществу рыночным саморегулированием спроса со стороны производства.
Среднесрочный или «инвестиционный» цикл, впервые детально описанный Клеманом Жюгляром в монографии 1862 года и получивший от него свое имя, характеризует взаимосвязь между колебаниями уровня загрузки существующих производственных мощностей, с одной стороны, и колебаниями объемов инвестиций в активные элементы основного капитала, с другой стороны. Его средняя продолжительность, согласно данным Жюгляра и его последователей, колеблется от 6-8 лет до 9-12 лет.
Каждый «инвестиционный» цикл, согласно исследованию Жюгляра, в своем развитии проходит «четыре ярко выраженные фазы»: кризис или сжатие; застой или депрессия; оживление или экспансия; подъем или экономический рост. Длительность «инвестиционного» цикла Жюгляра в разных условиях либо в два, либо в три, либо в четыре раза превышает длительность цикла Китчина.
Продолжительность цикла Жюгляра вполне коррелирует с длительностью среднего «5,6-летнего» цикла истории, согласно авторскому толкованию Откровения, будучи (в среднем) не только равна одному или двум таким средним «5,6-летним» циклам, но и включая в себя четыре «ярко выраженные фазы».
Характеристики фаз цикла Жюгляра, если каждую из них оценивать строго по тому, как она проявляется на поверхности общественной жизни, выражаясь в событиях, данных общественному сознанию масс в целом, вполне точно могут быть указаны символами Откровения. А именно: «оживление или экспансия» (выход «как победитель, чтобы победить») — это «конь белый». «Подъём или экономический рост» (расширение, в том числе захват новых, рынков) — это «конь рыжий».
С «кризисом» вроде бы дело обстоит намного сложнее и не столь однозначно, как с рассмотренными двумя фазами. Однако «кризис» наступает отнюдь не в тот самый момент, когда достигнут предел «расширения», а после некоторого периода функционирования на этом высшем уровне всего «подъёма». Иными словами, это не вершина, не пик, а «плато», на котором в течение некоторого времени происходят «колебания» вблизи «высшей точки», не имея возможности для дальнейшего расширения, но ещё не утратив стремления и не оставив попыток к такому расширению. Вследствие этого «перепроизводства» неизбежным становится «сжатие», которое начинается «обвалом», но отнюдь не ограничивается им, а выливается в изменение всех пропорций (цен и их масштаба, прежде всего, перераспределение ресурсов и людей по общественным подразделениям и видам производства). Вот весь этот период функционирования на соответствующем «плато» наивысшего в данных условиях уровня экономической деятельности, «обвал» («кризис») и последующее изменение всех пропорций общественного производства — это и есть «конь вороной», тем более что крупнейшие экономические кризисы происходили именно в период «коня вороного».
Процесс «сжатия», начавшийся в предшествующий период, необходимо и неизбежно перерастает в «застой или депрессию» со всеми её экономическими, социальными и политическими спутниками и последствиями — это, вне всякого сомнения, «конь бледный» даже и без дальнейших разъяснений.
В действительности экономический цикл Жюгляра является усредненным циклом полного оборота активных элементов основного капитала (в составе процессирующего капитала). Согласно результатам исследований Жюгляра, изложенным им в монографии, активные элементы основного капитала в течение 19-го века в разных отраслях производства совершали полный оборот в среднем в течение двух, трех или четырёх циклов рыночной конъюнктуры (циклы Китчина).
Но сам Жюгляр такого вывода сделать еще не мог хотя бы потому, что цикличность рыночной конъюнктуры была открыта Китчиным более чем на полвека позже, чем Жюгляр открыл свои «инвестиционные» циклы.
Однако уже Жюгляр, опираясь на статистические и иные эмпирические данные, показал, что среднесрочные циклы — результат изменения средних рыночных цен товаров (полных цен производства), условий кредита и денежного обращения, межотраслевого перелива капитала и диспропорций между средствами труда, обусловленных капитальными вложениями в них.
Экономические циклы Кузнеца и Кондратьева.
В 1930 американским экономистом (будущим лауреатом Нобелевской премии) Саймоном Кузнецом были открыты экономические циклы (ритмы) продолжительностью примерно 15-25 лет каждый, которые по его имени получили название циклов Кузнеца. В течение каждого из таких циклов происходит массовое обновление основных технологий во всех секторах экономики, а также новое строительство, модернизация и реконструкция промышленных и иных коммерческих зданий (недвижимости), инженерной и транспортной инфраструктуры. Последнее, а именно здания, инженерные сооружения и инфраструктуру, включая пути сообщения, Маркс относил к общим условиям производства.
Не случайно, что рядом исследователей ритмы Кузнеца рассматриваются именно в качестве технологических и инфраструктурных, а не каких-либо иных циклов. В связи с этим высказываются также и предложения рассматривать эти циклы в качестве «третьей гармоники Кондратьевской волны» (о которой речь пойдёт далее). Сам С. Кузнец связывал открытые им циклы с ростом численности населения вследствие притока иммигрантов в США и с изменениями в строительстве, назвав их «демографическими» или «строительными» циклами.
В 1961 М. Абрамовиц соотнес с каждым из циклов Кузнеца известные даты начала затяжных экономических спадов в США, имевших место до 1930 года, а именно: 1815; 1836; 1853; 1873; 1882; 1892; 1907; 1920 и 1929 годы. Аналогична ситуация и со всеми другими показателями, относящимися к труду и производству, что, опять-таки, показал Абрамовиц в 1961 году. Однако никакой строгой периодичности циклов Кузнеца и обусловливающих её факторов Абрамовиц, впрочем, как и сам Кузнец, и другие исследователи, установить так и не смогли.
В настоящее время с циклами Кузнеца, как свидетельствуют экономические исследования специалистов США и Японии, достаточно хорошо совпадают «большие циклы цен» на недвижимость, наблюдавшиеся в Японии в 1980-2000 годах, длительность так называемой «большой полуволны» роста цен и их симулякров в США в течение всего 20-го века. Поэтому сами эти циклы нередко именуются ритмами, а в качестве их средней продолжительности современные экономисты берут 15-20 лет.
И хотя экономисты об этом практически не говорят, кроме гипотезы «о третьей гармонике Кондратьевской волны», между циклами Кузнеца и всеми другими экономическими циклами существует достаточно тесная связь. Если относительно связи с «Кондратьевской волной» предположения о связи есть, то вот относительно циклов Жюгляра — нет.
Но какова средняя продолжительность двух (четырёх) циклов Жюгляра? Если складывать минимальные (максимальные) примерные сроки, выделяемые Жюгляром и последующими экономистами, то получим 12 (24) лет для двух и 24 (48) для четырёх циклов Жюгляра.
15-25 лет — это средняя продолжительность цикла Кузнеца согласно выводам самого Кузнеца, хотя по данным Абрамовица имелись циклы продолжительностью и 13, и 10, и 9 лет, что тоже согласуется с длительностью циклов Жюгляра. Вопрос только всегда в том, сколько циклов Жюгляра было внутри данного конкретного цикла Кузнеца.
Если же мы, памятуя о связи циклов Жюгляра с символами Откровения, посмотрим на циклы Кузнеца с этой точки зрения, то получим долгосрочный (по квалификации экономистов) цикл, продолжительностью около или чуть более 22 лет. Получается «22-летний» цикл, включающий четыре среднесрочных «5,6-летних» периода, продолжительность каждого из которых примерно равна средней продолжительности цикла Жюгляра, взятого по нижней (минимальной) границе этой продолжительности.
Однако это совсем не означает ни того, что цикл Кузнеца тождествен этому «22-летнему» циклу истории, согласно авторскому толкованию Откровения, ни того, что их сроки совпадают — для таких выводов нет никаких оснований.
Более того, при рассмотрении цикла Жюгляра мы отметили как совпадение, так и не совпадение длительности цикла Жюгляра с длительностью, сроками начала и конца среднесрочного «5,6-летнего» периодом истории, а равно и того, какая фаза или малый период берётся в качестве начальной точки отсчёта в каждом случае.
Из непонимания существа учения Маркса, а также радикального переворота во всём общественном воспроизводстве, произошедшего вследствие изъятия денег из экономики и их тотальной замены симулякрами денег, неизбежны практически непреодолимые для экономистов, социологов, историков и политологов трудности соотнесения экономических циклов Жюгляра и Кузнеца.
А уж о соотнесении этих циклов с Откровением кем-либо из них вообще говорить не приходится — это вообще за пределами их «дискурсивной формации», то есть не дано им вообще от слова «совсем».
А посему авторское толкование на Апокалипсис, если и не отвергается с порога, то, по меньшей мере, квалифицируется как нечто иррациональное, идущее по ведомству «трансперсональной» и т.п. психологии и психотерапии, ибо предметом науки, кроме психологии вообще и психотерапии, в особенности, по определению является только рациональное.
Но поскольку экономисты считают, что существует достаточно тесная связь «длинных волн» Кондратьева (40–55 лет) с циклами Жюгляра (6–12 лет), постольку и мы теперь вполне может констатировать, что вся цепочка взаимосвязей между всеми экономическими циклами замкнулась.
«Длинные волны» Н.Д. Кондратьевым были открыты лишь на несколько лет раньше, чем С. Кузнец открыл свой цикл, но достоянием научного мира открытие Кондратьева стало лишь во второй половине 1920-х годов. Факторы, выделенные каждым из них в качестве обусловливающих соответствующий цикл, во многом тождественны, но каждый из них акцентирует внимание на разных аспектах разной по контексту и масштабам экономической динамики. Кузнец сфокусирован на экономической динамике США, в то время как Кондратьев — на общемировой (глобальной) экономической динамике в её преломлении в динамике отдельных национальных экономик.
Что касается «длинных волн» Кондратьева в экономике, то, согласно взглядам самого Кондратьева и его последователей, в экономической истории они имеют отношение к периоду, начатому первой промышленной революцией.
Вслед за самим Кондратьевым с тех пор в экономических науках выделяют далее указанные 5 «длинных волн» (циклов) Кондратьева, в которых примерные даты начала и конца «длинной волны» (цикла) Кондратьева указывают на «минимумы» соответствующих уровней развития мировой экономики:
1 цикл (текстильные фабрики, начало промышленного использования каменного угля) — с 1800-1803 до 1841-43 годы — примерно 45–55 лет с учетом «инкубационного» периода 1790-1800 годов.
2 цикл (угледобыча и черная металлургия, железнодорожное строительство, паровой двигатель) — с 1844-51 до 1890-96 годы — примерно 46-55 лет.
3 цикл (тяжелое машиностроение, электроэнергетика, неорганическая химия, производство стали и электрических двигателей) — с 1891-96 до 1945-47 годы — примерно 51-54 года
4 цикл (производство автомобилей и других машин, развитие двигателей внутреннего сгорания, химической промышленности нефтепереработки, массовое производство товаров потребления) — с 1945-47 до 1981-83 гг. — примерно 36 лет.
5 цикл (развитие электроники, вычислительной, лазерной и телекоммуникационной техники, а также робототехники) — с 1981-83 до примерно 2018-2021 года (консенсус-прогноз) — примерно 37-38 лет.
Кондратьев в первой половине 1920-х публично заявил только о двух первых «длинных волнах» и вероятности третьей «длинной волны» до начала Первой Мировой войны, которая прервала этот цикл. Во второй половине 1920-х Кондратьев углублял свои представления об открытой им цикличности, разрабатывая «Экономическую статику и экономическую динамику», но в 1930 был арестован якобы «за саботаж массовой коллективизации» и в 1938 расстрелян.
Поскольку самому Кондратьеву принадлежит открытие лишь двух первых «длинных волн» и гипотеза относительно третьей «длинной волны», постольку после него в конце 20-го – начале 21-го века в среде экономистов начались разногласия относительно датировки и продолжительности 3-ей и последующих «длинных волн» вплоть до полного отрицания их наличия в 20-ом веке.
Например, Л. Гринин и А. Коротаев в совместной работе «Глобальный кризис в ретроспективе. Краткая история подъёмов и кризисов от Ликурга до Алана Гринспена. М.: Либроком/URSS, 2009» обосновывают вывод о том, что, после окончания Долгой Депрессии (1896), собственно «кондратьевских волн» в экономике уже не существует.
Вместо них, по оценке Гринина и Коротаева, имеют место «посткондратьевские волны», датировки которых отличаются от «общепринятых». А именно: 3 цикл длился примерно с 1890-1896 до 1939-1950 годов; 4 цикл – с 1939-1950 до 1984-1991; 4 цикл начался в 1984-1991 годах, который к 2009 году ещё не завершился и может продлиться до 2023-2033 (в указанной работе Гринин и Коротаев, однако, такого прогноза не дали, оставив вопрос открытым).
В действительности «длинные волны» (циклы) Кондратьева являются выражением цикличности преобразования, прежде всего, всего технического базиса общественного производства на основе технологий, ставших базовыми технологиями для всего общественного производства.
Речь идёт о циклическом процессе преобразования всей технологической организации процесса труда во всех отраслях производства на основе массовых технологических инноваций, обусловленных новым поколением взаимосвязанных технологий, прежде всего.
Далее речь идёт, ибо следует из первого, о массовой замене средств труда (новые станки, машины, технологические установки, инструменты и т.д.) и обновлении предметов труда (новые материалы и новое сырьё). А это требует массовой подготовки и привлечения к труду работников с новыми (обновлёнными) квалификациями, соответствующими новым технологиям. И, наконец, это изменяет качественные и количественные характеристики, а равно и производительную силу труда, который массово применяется в общественном производстве.
Но качественное преобразование технического базиса всего общественного производства — это всего лишь одна сторона этой медали. Другой её стороной является необходимое и неизбежное циклическое перераспределение средств производства и самих людей по общественным подразделениям производства и видам производства, включая не только производство материального богатства, но и воспроизводство самого человека и всего его общества.
Именно поэтому «длинные волны» в экономике есть проявление всей цикличности исторического процесса регулярных преобразований всего общественного производства в его целом, обусловленных циклическими преобразованиями его технического базиса. А вот по совокупности каких конкретных причин, вследствие каких идеологических, социальных, политических и экономических факторов происходили, происходят и будут происходить преобразования самого технического базиса всего общественного производства — эти вопросы и ответы на них находятся вне пределов «предмета теории длинных волн в экономике».
Однако сам Кондратьев и его последователи рассматривали эти «длинные волны» исключительно и только с точки зрения цикличности преобразований экономики (общественного производства) вследствие циклических преобразований её (экономики) технического базиса, во-первых. И, во-вторых, с точки зрения того, как эти процессы зависят от накопления и распределения капитала, проявляясь в экономической динамике длительных периодов времени, в нарушении и восстановлении макроэкономических балансов в течение этих периодов.
Никакой другой точки зрения, с которой бы они рассматривали эти «длинные волны», у них не было — другая точка зрения для них идеологически и политически не была возможной, а посему её и не было, и нет.
Вернёмся, однако, к «длинным волнам» Кондратьева и их длительности. Кондратьев различал «повышательные волны» и «понижательные волны» внутри каждой «длинной волны» (цикла), длительность которых различалась, но совокупно они давали общую длительность всей «длинной волны». В то же время «длинные волны» Кондратьева входят в так называемые «вековые тренды» экономики, которые также различаются как «восходящие» и «нисходящие».
Тем самым ничто не препятствует выводу о том, что каждые две «длинные волны» Кондратьева образуют пару одного «векового тренда» — либо «восходящего», либо «нисходящего». Но какова в таком случае длительность «векового тренда»? Около 90 лет — в среднем около 45 лет длительности каждой из двух «длинных волн» Кондратьева.
Отсюда становится понятным, что нет ничего «сверхъестественного» в том, что «вековой цикл», выведенный автором в результате толкования Откровения, имеет длительность около 90 лет (чуть-чуть менее в действительности).
Другое дело, что начала и концы течения сроков соответственно «90-летнего» цикла истории, выведенного автором на основании толкования Откровения, и «векового тренда», включающего две «длинные волны» Кондратьева, не совпадают — между ними есть систематическое смещение, во всяком случае, в части 20-го века.
Однако соответствующее смещение относительно периодов истории, выведенных автором на основании толкования Откровения, есть и в части всех других экономических циклов — здесь всё взаимосвязано и обусловлено вполне объяснимыми рационально факторами. Но это — предмет совсем других статей.
Василиев Владимир, 4 января 2020 года.
Первичная публикация доступна по адресу: http://www.dal.by/news/178/04-01-20-4/
